В 1912 году последний владелец Трехгорной мануфактуры в Москве Николай Иванович Прохоров с семьей удостоился чести стать потомственным дворянином. В послании Правительствующего Сената Российской империи Московскому градоначальнику сообщалось:

«По Именному Его Императорского Величества, Высочайшему указу, данному Правительствующему Сенату в 28 день Августа 1912 года, за Собственноручным Его Величества подписанием, в котором изображено: «Во внимание к выдающейся благотворительной и общественной деятельности потомственного почетного гражданина, мануфактур-советника Николая Прохорова, ВСЕМИЛОСТИВЕЙШЕ возводим его, Прохорова, с сыновьями Иваном, Григорием, Александром, Тимофеем и Владимиром и дочерьми Тамарою, Людмилою и Татианою и женою Ивана Николаева Надеждою Николаевою, рожденную Гучковою, Прохоровыми, в потомственное дворянское Российской Империи достоинство.»

С установлением диктатуры пролетариата это возведение в дворянство еще больше усугубило отрицательное отношение новой власти к Прохоровым. В. И. Ленин в своем произведении «Государство и революция» заклеймил «помещиков и капиталистов» как «современных рабовладельцев». Прохоровы выглядели в свете этой формулы как «рабовладельцы» вдвойне. В. И. Ленин считал, что против дворян и предпринимателей единственная форма отношения со стороны государства пролетариата – это насилие.

До какой степени доходило это насилие – зависело от обстоятельств и исполнителей этого насилия. После покушения на В. И. Ленина в эпоху «красного террора» Зиновьев, выступая перед рабочими, говорил: «Буржуазия убивает отдельных индивидов, а мы – целые классы». А чекист Лацис писал: «Мы уничтожаем буржуазию как класс. Не ищите доказательств того, что этот или другой человек словом или делом выступил против Советской власти. Первое, что вы должны спросить у арестованного, следующее: к какому классу он принадлежит, каково его происхождение, какое у него образование и какова его профессия. Это должно определить судьбу обвиняемого. В этом суть Красного Террора».

Действуя по этой ультрареволюционной логике, новая власть без суда и следствия уничтожила многих невинных людей. Однако и во время «красного террора» репрессивная машина нового государства в некоторых случаях вынуждена была учитывать реакцию общественного мнения.

Так произошло с Иваном Николаевичем Прохоровым (1890 г. рождения), который после смерти отца Николая Ивановича Прохорова в 1915 году являлся директором Трехгорной мануфактуры. В сентябре 1918 года он был арестован из-за того, что при отсутствии денежных средств без разрешения вышестоящей организации «Центротекстиля» платил рабочим готовой продукцией в течение четырех месяцев из расчета 200 рублей на каждого рабочего и служащего. Без проволочек он был приговорен ЧЕКА к расстрелу «за расхищение мануфактуры на фабрике».

Его дочь Вера Ивановна в своих воспоминаниях утверждает, что в эти минуты ее отца не покинуло присущее ему чувство юмора. Ознакомившись с приговором, он написал на нем, прибегнув к любимой формуле Николая II при прочтении императором деловых документов: «Прочел с удовольствием».

Рабочие Трехгорки настолько дружно выступили в защиту своего директора, что чекисты не смогли привести приговор в исполнение. Кстати, следует к этому присовокупить, что и отца его Николая Ивановича не тронули восставшие рабочие в декабре 1905 года, хотя предприниматель с семьей находился в самом центре восстания.

В сентябре 1918 года арестовали и посадили в Бутырскую тюрьму без предъявления обвинения в качестве заложника младшего брата Ивана Николаевича - Тимофея Николаевича (1902 года рождения). До октября 1917 года Тимофей Николаевич учился в реальном училище Полякова и окончил три класса Кадетского корпуса. В 1918 году ему «повезло»: довольно быстро в октябре месяце его освободили из заключения.

В апреле 1919 года в Одессе сотрудники ГубЧК арестовали Александра Алехина, по матери Прохорова. Как пишет в своей замечательной книге «Александр Алехин. Непобежденный чемпион» ее автор Ю. Н. Шабуров поводом для ареста послужила анонимка, в которой как компрометирующие факты указывались сведения из биографии русского шахматного гения: потомственный дворянин, титулярный советник, сын члена Государственной Думы, помещика и фабриканта. От гибели будущего чемпиона мира спасло то обстоятельство, что среди чекистов оказался любитель шахмат.

Судя по сохранившимся в архиве МВД документам, в 1921 году Иван Николаевич Прохоров вновь оказался в тюрьме. Теперь его называли «главарем антисоветской организации». Особых доказательств этому обвинению в ОГПУ, судя по всему, не было, но по Москве распускались слухи, что у Ивана Николаевича нашли оружие, станок для печатания денег и прочее. Уже после ареста бойцы «карающего меча революции» попытались соединить его дело с делом о похищении динамита на одном из санаториев в Царицыно, в связи с которым арестовали в феврале 1922 года Тимофея Николаевича Прохорова. Обвинение младшего брата строилось на совершенно смехотворных «доказательствах». Медсестра санатория Цецилия Яковлевна Миллер, агент ОГПУ, которая признавалась, что не может отличить пороха от динамита, заявляла, что «Прохоров – тип подозрительный, по-моему». Другой обвинитель – ее муж Альстер – говорил, что Прохоров – человек «разрушительный» и добавлял: «Мое заявление построено на личных впечатлениях плюс мнение окружающих товарищей».

Оказалось, что завхоз санатория Грот-Орлов продавал динамит в целях личной наживы, а Тимофей Николаевич имел с ним дело как сотрудник (техник по электрическим работам») архитектора-инженера Александра Федоровича Барановского, от Построечного отделения при Мосздравотделе занимавшегося ремонтными работами в санатории. Для целей ремонта Тимофей Николаевич купил у Грота-Орлова арматуру и подвески. Грот-Орлов предлагал Тимофею Николаевичу 10 фунтов пороха, но последний отказался.

Обстоятельства ареста Тимофея Николаевича и исход возбужденного против него дела изложил в своем заключении сотрудник ОГПУ Богатырев:

«арестован на основе частых посещений санатория «Лиса», в котором происходила продажа пороха-динамита, и, во-вторых, ввиду подозрения его связи с родным братом Иваном Николаевичем Прохоровым, главарем антисоветской организации.

Следствием и материалом установлена непричастность Т. Н. Прохорова к продаже пороха динамита гр-ну Гроту-Орлову и непричастность Т. Н. Прохорова к делу Прохоровской организации…»

В тюрьме Тимофей Николаевич вел себя по-юношески отчаянно смело. На вопрос чекистов о его политических убеждениях отвечал: «Сочувствую более свободной, чем советская власть». Требовал соблюдения норм законности. Так, после месячного пребывания в тюрьме обратился к следователю с заявлением, в котором писал:

«Довожу до Вашего сведения, что согласно постановлениям обвинение должно предъявляться к арестованному в двухнедельный срок. Я же арестован 24 февраля, и со дня моего ареста прошло больше месяца. Посему прошу в срочном порядке предъявить мне обвинение».

Несколько раз объявлял голодовку. Уже перед самым освобождением из заключения Тимофей Николаевич писал следователю:

«Довожу до Вашего сведения, что до выполнения данного Вами обещания о моем освобождении я объявляю голодовку, и что, если Вы меня не выпустите до вторника 11/IV, то я по моем освобождении доведу о Вашем со мной обращении до сведения ЦК РКП и до ВЦИК, считая, что нарушение своего слова делает Вас недостойным звания коммуниста и должности следователя.

Начинаю голодовку сегодня в 12 часов дня».

Его освободили 14 апреля 1922 года, взяв у него подписку о невыезде из Москвы. Выпущен на свободу был и Иван Николаевич. Вероятнее всего, особисты придумывали миф о какой-то «антисоветской организации», которую якобы возглавлял Иван Николаевич, чтобы держать выдающегося представителя «враждебного класса» под постоянным психологическим прессом. Не ставили просто к стенке, а давали «помучиться» нужному им еще на какое-то время техническому специалисту.

В декабре 1923 года Тимофей Николаевич в очередной раз оказался в Бутырской тюрьме. До этого он успел жениться на дочери бывшего владельца московского книжного магазина «Звено» Наталье Сергеевне Гавриловой. Работал он на фабрике Госкино председателем артели механических работ. На этот раз ОГПУ имело основания для ареста: Тимофей Николаевич, желая избежать исполнения воинской повинности, достал подложное удостоверение, якобы полученное от Совета в Тульской губернии и подделал книжку учета военнообязанных, исправив 1902 год рождения на 1892. Несомненно, только наивный человек мог предполагать, что можно обмануть зоркое око ОГПУ. На допросах Тимофей Николаевич с юношеским максимализмом добавлял дополнительные материалы для обвинения со стороны своих преследователей. Он прямо говорил:

«На военной службе не служил, не призывался и служить не намерен виду того, что считаю войну большой некультурностью, не согласен убивать и способствовать этому. Поэтому служить и работать на оборону в Рабоче-крестьянской Красной Армии не буду, независимо от репрессивных мер, могущих быть предпринятыми против меня. Категорически заявляю, если меня призовут по мобилизации на военную службу в Рабоче-крестьянскую Красную Армию, я не могу исполнить. Это по своим убеждениям буду всячески этому противодействовать, так как не могу проливать кровь близких и способствовать этому какими-либо способами. Даже в резерве на тыловые работы в армии не могу состоять или способствовать этим Рабоче-крестьянской Красной Армии.

Участвовать в обороне государства военными силами не буду по своим убеждениям. Служить на государственной службе, где могу быть мобилизован в силу военного положения на оборону государства, также не могу.

В частных предприятиях могу работать исключительно по производству мирного труда и ни в коем случае не на оборону государства».

Еще одно возражение, высказанное им против государственной службы, заключалось в том, что там царят «нечестные сделки, интриги, взятки».

Высказал свое отрицательное мнение Тимофей Николаевич о политике Советского государства в целом:

«Считаю, что Советская власть не сумела удержать государственное хозяйство без разрушений и способствовала расхищению имущества неумелым подбором сотрудников. Я выражаю неудовольствие резкими агрессивными мерами против буржуазии и к крестьянам, от которых отнимали последний хлеб».

Еще более он усугубил свое положение, подав заявление в коллегию ГПУ с просьбой разрешить ему выезд за границу:

«Настоящим прошу коллегию ГПУ разрешить мне выезд за пределы СССР с женой. Пребывание же мое здесь считаю излишним, так как я категорически отказываюсь служить в армии, а также работать на оборону, считая это большим злом, и что убивать или служить убийству никто не имеет права.

Служить же сейчас на гражданской службе при таком мошенничестве, которое существует, порядочному человеку почти невозможно.

Принимая все эти соображения, я прошу ГПУ дать мне возможность выехать, или работать в таких условиях, в которых я мог бы не заниматься взятками или предательством».

От Тимофея Николаевича требовали выдать человека, предоставившего ему подложные документы. «Этим вы покровительствуете преступникам!» - заявляли ему.

«Считаю, что всякий порядочный человек должен держать слово, даже если это слово дано преступнику», - отвечал он.

5 февраля уполномоченный секретного отдела ГПУ Груздуп составил заключение по делу Прохорова Т. Н., в котором, перечислив все его мнения относительно службы в РККА, в государственных органах, резко отрицательную оценку хозяйственной политики СССР, приписал ему бездоказательно связи с русскими монархическими организациями за рубежом и намерение «нелегально» выехать за границу:

«Желание свое выехать за границу Прохоров Т. Н. подтверждает заявлением, поданным им на имя Коллегии ОГПУ во время содержания под стражей. По некоторым сведениям Прохоров Т. Н. имеет тесную связь с Союзом Русской Монархической Национальной молодежи за границей и всемерно способствует ей».

Груздуп предлагал выслать Т. Н. Прохорова в Пересылочный Пункт по Сибири сроком на три года с указанием использовать по специальности техника-механика для работ в железных рудниках и приписках вдали от крупных центров».

Однако Тимофея Николаевича не сразу отправили в ссылку. Его попробовали завербовать в качестве агента ОГПУ. Во всяком случае, в деле есть его заявление от 18 февраля во ВЦИК следующего содержания:

«18 февраля 1924 года я был вызван в ОГПУ в секретный отдел, где мне предложили поступить в ….. либо в учреждение по поручению ОГПУ. На мой отказ ответили побоями и препроводили меня опять в Бутырскую тюрьму.

На мои многочисленные протесты, заявления в коллегию, в прокуратуру, в ОГПУ не было ответа, о чем прошу вас распорядиться о том, чтобы это дело было разобрано».

На заявлении размашистая резолюция Груздупа: «Прохорова отправить в Соловки». 28/III».

Тимофей Николаевич пережил сильное нервное потрясение, и у него отнялись ноги. В его деле есть заявление от 24 марта следующего содержания:

«В виду того, что я страдаю параличом обеих ног и не могу двигаться, я не смогу двигаться и прибыть на допрос, поэтому прошу Вас прибыть и допросить меня на месте».

Его мать Татьяна Григорьевна обращалась в ОГПУ с просьбой смягчить суровый приговор сыну в виду его болезни, заменить высылку в Соловки в «места менее суровые по климату». Однако как только Тимофей Николаевич стал ходить на костылях, его отправили в Соловецкий лагерь особого назначения.

Тимофей Николаевич еще находился в Бутырской тюрьме, как в апреле месяце туда была заключена его сестра Татьяна Николаевна Прохорова (1905 года рождения). Уполномоченный ОГПУ Федулеев обвинил ее в том, что она «искала связи с контрреволюционными элементами, поставившими своей целью помощь международной буржуазии».

На самом деле Татьяна Николаевна какое-то время общалась с группой молодых людей, которые вместе проводили свободное время. В компанию входили студенты консерватории, балерина, искусствовед и просто любители искусства. Татьяна Николаевна до 1917 года училась в Алферовской гимназии в Москве, а при советской власти завершила среднее образование в Тверской гимназии, а затем поступила в 6-й московский государственный музыкальный техникум.

Члены группы выезжали вместе за город, собирались по субботам вечером на квартире у кого-нибудь, танцевали и веселились. Также делались доклады по проблемам искусства, обсуждались произведения Шпенглера и Фрейда. Выпустили три номера шуточного журнала «Ежевсевозможник» по одному экземпляру, где помещали юмористические материалы о членах группы.

Но при диктатуре любое, даже невинное общественное объединение, не согласованное «сверху» рассматривается как возможный источник опасности. Тем более, что членами группы являлись «бывшие» - дети «помещиков и капиталистов», следовательно, «социально-опасные и политически неблагонадежные элементы», как утверждалось в обвинительном заключении. Они поддерживали переписку с родственниками за границей через Миссии Нансена, Чехословацкую и Итальянскую. В одном из журналов, издаваемых группой, какой-то тайный осведомитель ОГПУ усмотрел «карикатуру на похороны В. И. Ленина». У одного из членов группы при обыске нашли чертеж подводной лодки, скопированный им из журнала еще в 1915 году.

Эти факты сотрудники ОГПУ посчитали достаточными, чтобы членам группы «запретить проживание во всех крупных административных центрах и погранполосе».

Татьяну Николаевну Прохорову выслали в город Александров, тогда находившемуся во Владимирской губернии. Она получили следующее удостоверение:

«Дано сие Прохоровой Татьяне Николаевне, административно высланной из Москвы согласно Постановлению Особого совещания при Коллегии ГПУ от 6.VI. 24 в том, что она лишена права проживания в г. Москве, Ленинграде, Харькове, Киеве, Одессе, Ростове Н/Д и означенных губерниях и пограничных сроком на три года. По избранному месту жительства в г. Александров Владимирской губернии зарегистрирована, при изъявлении желания выехать на постоянное место жительства в другой уезд или губернию, кроме 8 запрещенных пунктов, обязана явиться, подать заявление в Губотдел ОГПУ или Уполномоченному по месту жительства, по прибытии на новое место жительства обязана в 24 час. Срок явиться в местный отдел ОГПУ на регистрацию…НАЧВГОООГПУ (Извеков).

А Уполномоченному ОГПУ по Александровскому уезду последовало совершенно секретное приказание:

«Владгуботдел ОГПУ предлагает Вам установить тщательное наблюдение за административно высланной гр-кой Прохоровой Татьяной Николаевной, проживающей в городе Александрове.

Выяснить ее связи, знакомства, куда она ходит, и кто ее посещает».

В деле сохранилось донесение агента под кличкой «Рублев». В нем он характеризует Татьяну Николаевну как «очень острожного типа». В разговоре с «Рублевым» она сказала, что «за мною, наверно, кто-нибудь следит». Образ жизни Татьяны Николаевны «Рублев» описывает так: «живет на суммы, получаемые от дачи уроков музыки. Ездит изредка в г. Киржач к семье Образцовых».

В 1927 году во время операции умер Иван Николаевич Прохоров: не выдержало сердце. Похороны его явились пощечиной существующей власти, заявлявшей о своем пролетарском характере. Гроб с телом Ивана Николаевича рабочие Трехгорки несли на руках от ворот больницы до могилы на Ваганьковском кладбище. По обеим сторонам следования траурной процессии стояли сотни людей. Могилу закидали деньгами для вдовы и двоих детей, поскольку знали, что вдову Ивана Николаевича на работу не брали. И на могилу какой-то рабочий положил белую ленту с надписью: «С тобою хороним частицу свою, слезами омоем дорогу твою».

А Тимофей Николаевич Прохоров по отбытии срока наказания в Соловецком лагере 30 апреля 1927 года был освобожден. Его, как и его сестру, Татьяну Николаевну, лишили права проживания в Москве, Ленинграде, Харькове, Киеве, Одессе, Ростове Н/Д и поставили в дальнейшем обязанность прикрепления к определенному месту жительства.

В январе 1929 года Тимофей Николаевич обратился в Коллегию ОГПУ с заявлением, в котором, в частности, рассказал о своей жизни после заключения:

«По освобождении я был принят на службу в Управление Соловецкими лагерями на должность инженера-механика эксплуатационно-коммерческой части. В ноябре месяце мною был спроектирован авиационный мотор, работающий по новому принципу. Проект был передан для отзыва в Научно-Авто-Моторный институт ВСНХ, а потом вместе с отзывом в Управление Военно-Воздушных сил республики, где он был рассмотрен в Научном Комитете и согласно Постановлению от февраля месяца 1928 года работа по изучению разработки проекта включена в план 1929 года.

В настоящее время мною прорабатывается другой вариант, в котором устранены главные недочеты первого (касание лопаток с кольцом по линии, в новом варианте все части соприкасаются только по поверхности, вследствие чего получается большая непроницаемость).

За неимением необходимого справочного материала, я лишен возможности дать подробный расчет двигателя и конструкторские чертежи, и, кроме того, новые детали требуют предварительного лабораторного исследования.

В декабре 1929 г. я уволился по собственному желанию из Управления Соловецкими лагерями.

Полагаю, что при разработке проекта, предложенного мною двигателя, я мог бы принести существенную пользу, просил бы разрешить мне проживание в Москве, так как даже в том случае, если государство не отпустило бы средств на разработку проекта, я мог бы, служа и используя другую работу, в свободное время пользоваться лабораторией и литературой научных учреждений и довести работу до конца. Считаю необходимым указать, что предложенный мною двигатель весит 200 грамм на силу, то есть, в 2 с половиной раза легче всех существующих моторов, что имеет большое значение для авиации».

Это заявление Тимофея Николаевича приводится практически полностью потому, что оно ярко характеризует его личность как представителя деловой династии русских людей, всегда стремившейся принести пользу Отечеству. Еще и потому, что после 1929 года имеются очень скудные сведения о дальнейшей судьбе Тимофея Николаевича. Известно, что его проект коловратного двигателя повторно обсуждался на заседании Научно-технической комиссии Научного Авиамоторного института. Постоянный член НТК т. Бауэр отметил, что проект Прохорова содержит «оригинальные и заслуживающие внимания конструктивные идеи», что желательна дальнейшая конструктивная разработка проекта конструктором его». Бауэр предлагал Институту « взять на себя разработку предварительного проекта». Однако комиссия после обмена мнениями посчитала «отпуск средств из сумм НТК на проектирование и осуществление предложения Прохорова нецелесообразным».

А в Москву Тимофея Николаевича ГПУ не пустило для постоянного проживания и самостоятельной работы над проектом двигателя.. Дочь Ивана Николаевича Прохорова Вера Ивановна утверждала, что Тимофей Николаевич работал Петрозаводске, где был арестован в 1937- 1938 годах. Больше о нем ничего не известно.

А Трехгорная мануфактура в 1936 году вместо имени Прохоровых получила по постановлению Президиума ЦИК Союза ССР, подписанному секретарем ЦИК Уншлихтом, имя Феликса Эдмундовича Дзержинского, организатора ВЧК и ОГПУ.

На закате радикальной диктатуры пролетариата в 1950 году была арестована дочь Ивана Николаевича Прохорова Вера Ивановна. Родилась она в 1918 году, училась в советской школе, состояла в комсомоле, затем, окончила советский вуз и преподавала много лет в Институте иностранных языков. Однако ее происхождение постоянно указывалось в судебных документах как весьма отягчающее обстоятельство.

Так свидетельница обвинения Локшина Мария Лазаревна заявляла:

«Со слов Прохоровой мне известно, что она является дочерью бывшего владельца фабрики «Прохоровская мануфактура», мать ее – выходец из привилегированных классов старого времени. Прохорова Вера является антисоветски настроенным человеком, имеет лютую ненависть к советской власти…»

Аналогичная логика звучала в обвинительном заключении:

«На следствии Прохорова виновной себя не признала, но не отрицала, что является дочерью фабриканта Прохорова, бывшего владельца фабрики «Трехгорная мануфактура». Отец ее матери – Гучков Н. И., в годы реакции 1907-1912 гг. являлся головой городской управы Москвы. Братья ее – Гучков Н. И. и другие родственники эмигрировали во Францию, в том числе и дядя – Гучков А. И., бывший военный министр Временного правительства и лидер реакционной партии «октябристов»…»

К этому основному факту доносчики и судьи добавляли неконкретные обвинения, состоявшие из штампованных фраз. Разница в образовательном уровне не имела значения.

Медсестра Локшина Мария Лазаревна говорила:

«Прохорова Вера систематически распространяла клеветнические слухи о руководителях партии и правительства, оскорбительными словами называл вождя советского народа. Также Прохорова Вера систематически высказывала ненависть к органам МГБ…».

Композитор Меерович Михаил Александрович, друг семьи Локшиных:

«Прохорова В. И. неоднократно клеветала на вождя советского народа, называла его оскорбительными словами…она постоянно подчеркивала свою ненависть к сотрудникам органов государственной безопасности, называла их оскорбительными словами…»

Мать Локшиной Марии Лазаревны Короткина Мария Борисовна, акушерка:

«Прохорова называла оскорбительными словами вождя советского народа и высказывала ненависть к сотрудникам органов государственной безопасности».

Композитор Геркович Филипп Матвеевич, друг семьи Локшиных:

«Я часто встречал Прохорову в доме Локшиных, где она в моем присутствии систематически в разговоре проявляла свою ненависть к органам МГБ…мне известно, что Прохорова оскорбительно отзывалась о вожде ВКП(б)».

Вера Ивановна отрицала эти обвинения, утверждала, что это «оговор», тем не менее, ее «дело» рассматривалось во внесудебном порядке. Ее судьбу как опасного врага Советской власти решало Особое Совещание при МГБ СССР. Было предъявлено обвинение в том, что она «являлась враждебно настроенной к советской власти, среди своего окружения проводила антисоветскую агитацию, клеветала на вождя советского народа, руководителей ВКП(б) и Советского правительства». И постановлено: «Прохорову Веру Ивановну за антисоветскую деятельность заключить в исправительно-трудовой лагерь сроком на десять лет, считая срок с 18 августа 1950 года».

Отбывала наказание дочь Ивана Николаевича Прохорова мужественно, так же, как переносил испытания и ее отец. Удочеренная ею в Озерлагере Майя Улановская рассказывала о Вере Ивановне:

«Она была религиозна, и мне было легче понять с ее помощью высоту религиозного сознания. Я почувствовала в ней утонченность большой европейской культуры, которую она получила по наследству…С каким исключительным смирением и кротостью она переносила заключение! Я впервые столкнулась с особым явлением: добротой из принципа, которая была выше человеческих возможностей».

За отмену Вере Ивановне несправедливого приговора боролись ее близкие. Через три месяца после смерти И. В. Сталина ее сестра Висковская Любовь Юрьевна написала письмо тогдашнему министру внутренних дел Берии Л. П. с просьбой «проверить правильность и обоснованность обвинения В. И. Прохоровой и избранной ей меры наказания». Но Берия Л. П. не ответил на это обращение. Затем в августе 1954 года она просила о том же Председателя Совета министров СССР Маленкова Г. М и Первого секретаря ЦК партии Хрущева Н. С. Особое Совещание при Министре Госбезопасности СССР в ноябре 1954 года постановила «заявление Висковской оставить без удовлетворения».

И только Судебная Коллегия по Уголовным делам Верховного Суда СССР в составе председательствующего Былинкиной А. П. и членов Батовой А. В. и Теймуразина П. М. на своем заседании от 18 июля 1956 года обстоятельно рассмотрела материалы следствия по делу Веры Ивановны Прохоровой. Было указано, что показания свидетелей «неконкретны, без указания когда, где, в присутствии кого» имели место сообщенные ими факты. И «характер высказываний Прохоровой, о которых показали указанные выше свидетели, не содержат наличие контрреволюционной агитации, а потому не могли служить основанием к осуждению Прохоровой».

24 июля 1956 года Судебная Коллегия по Уголовным делам Верховного Суда СССР постановила Веру Ивановну из-под стражи освободить.

Все эти драматические материалы автору этих строк удалось получить благодаря внучке Николая Ивановича Прохорова Наталье Михайловне Линд и правнуку Любови Ивановны Прохоровой – Сергею Кирилловичу Барковскому.

Наталья Михайловна Линд была дочерью Татьяны Николаевны Прохоровой, значительную часть жизни проведшей в ссылке. Там она встретила Михаила Васильевича Линда, тоже несшего свой крест за свое происхождение. Как говорилось в обвинительном заключении по его делу: «происходит из дворянской семьи, отец его был председатель Московской земской управы, жена – дочь крупнейшего московского миллионера, владельца Трехгорной мануфактуры Прохорова». По шаблону, выработанному в ГПУ по отношению к «бывшим», Михаилу Васильевичу вменялось в преступление то, что «будучи враждебно настроен к партии и советской власти, систематически высказывал контрреволюционные фашистские взгляды, высказывал ненависть к руководителям партии и правительства, распространял контрреволюционные анекдоты». Он побывал в Карагандинских лагерях. Переводчик с французского языка, литератор, Михаил Васильевич после освобождения написал воспоминания, отрывки из которых напечатал саратовский журнал «Гонецъ» в 1992 году.

Наталья Михайловна Линд смогла вернуться в Москву, окончила Институт иностранных языков, но работать преподавателем ей все-таки еще мешало прошлое ее родителей, и она трудилась в сфере информатики. Когда началась перестройка, в Москву приехал Сергей Кириллович Барковский, который являлся гражданином Канады и занимался там бизнесом. В письме к Президенту России Борису Николаевичу Ельцину Сергей Кириллович так объяснил свое решение приехать жить и работать в новой России:

«Мой отец и дед воспитали во мне любовь к той Родине, которая изгнала их в 1917 году, хотя вклад их в ее развитие был значителен, особенно вклад семьи Прохоровых (владельцев Трехгорной мануфактуры»), из которых происходила моя мать, и которая, несомненно, являлась одним из символов утраченной жизненной силы страны. А ведь возврат к тем ценностям, на которых она строила свое промышленное развитие, мог бы быть полезным и сегодня.

Я неоднократно слышал Ваши призывы к эмиграции, в опыте которой, по Вашим словам, она нуждалась. И я безоговорочно ответил на этот призыв не только в личном плане, но и как Генеральный директор российского представительства одной из крупнейших групп французских фирм «Компани Женераль дез О» с оборотом в 35 миллиардов долларов».

Наталья Михайловна Линд и Сергей Кириллович Барковский сделали многое, чтобы в общественном мнении нашей страны восторжествовал объективный взгляд на значение промышленников Прохоровых в истории России. Уже в 1993 году в филиале Музея революции – музее «Красная Пресня» состоялась выставка «Предприниматели Прохоровы», на которой были представлены десятки уникальных фотографий, документов, предметов прошлого из коллекции Музея революции, государственных и личных, семейных архивов Прохоровых. Впервые прозвучали слова о том, что жизненный и предпринимательский успех владельцев Трехгорной мануфактуры «остается значимым и в наше время».

В 1996 году издательский дом «Экономическая газета» переиздал книгу директора училища при «Трехгорке» Петра Терентьева «Прохоровы: материалы к истории Прохоровской Трехгорной мануфактуры и торгово-промышленной деятельности семьи Прохоровых», в которой обстоятельно рассказана история предпринимательской деятельности Прохоровых.

В 1999 году при активном участии Натальи Михайловны Линд в Москве состоялась научно-практическая конференция, посвященная 200-летию Трехгорной мануфактуры.

В начале 2002-го года Международный Славянский Культурный центр также устроил выставку, посвященную истории русского предпринимательства в связи с 200-летием Трехгорной мануфактуры.

Наталья Михайловна собирала вокруг себя всех, кто соприкасался в своих исследования с историей династии Прохоровых. Помню, познакомила меня с Юрием Николаевичем Шабуровым, выпустившим в 1992 году прекрасную книгу «Александр Алехин. Непобежденный чемпион». Это произошло в Доме ученых на юбилейном вечере, посвященном столетию со дня рождения первого русского чемпиона по шахматам Александра Алехина».

Меня привлекла к написанию очерков о предках Сергея Кирилловича Барковского, а также к изучению судьбы Прохоровых после 1917 года.

В 2003-м году был учрежден орден имени Николая Ивановича Прохорова как одна из высших наград Российской Федерации. Ею награждаются главы предприятий и субъектов РФ, государственные менеджеры и ученые.

К сожалению, Наталья Михайловна не увидела этой высокой оценки деятельности ее предков и ее трудов по восстановлению их доброго имени. Она скончалась в 2003-м году 12 июня на 62-м году жизни.

Москва, лето 2016

Вера Ивановна Прохорова

Тимофей Николаевич Прохоров