КРЕДО от ЗЕМЛЯКА

ЗОЛОТАЯ ПОЛКА — это та, которая заводится исключительно для любимых книг. Я давно мечтаю об этом — завести золотую полку. Это та полка, на которую ставятся только любимые книги. В мечтах мне рисуется именно полка — никак не шкаф, а именно одна полка, один, если можно так выразиться, этаж шкафа. Где раздобыть такую? Пожалуй, нужно заказать столяру. Почему я ограничиваюсь только мечтой? Что, трудно и в самом деле позвать столяра, потолковать с ним, описать ему, что я именно имею в виду. Нет, все же не зову, и мечта остается неисполненной. Может быть, это происходит потому, что по так легко золотой полке стать реальностью — все же это золотая полка, которых не так уж много на свете. Во всяком случае, я не видел такой ни в одном доме. 
Иногда мне представляется простая из четырехугольных форм полка, иногда, наоборот, я вижу кое-какую вычурность — не только кое-какую, пустяк: скажем, какие-нибудь витые столбики по концам. 
Может быть, я не завожу этой полки из-за отсутствия в продаже золотой бумаги? Верно, теперь ее не продают... Помню эти золотые с тисненым рисунком листы, которые так украшали детство. Для чего они продавались? Кажется, они применялись при изготовлении елочных игрушек. Лист был величиной в нормальный лист писчей бумаги, и обратная его сторона — в данном случае хочется сказать подкладка — была белая. Белая и какая-то странная — как бы чуть-чуть пушистая, чуть-чуть... Как уже сказано, на ней был тисненый рисунок, нечто вроде цветов на замерзшем окне; только цветы либо серебряные, либо голубые, а этот узор был золотой. Но по рисунку это были как раз эти цветы. 
Парадоксально — но наиболее замечательные книги, которые мы в течение жизни постоянно перечитываем, забываются, не удерживаются в памяти. Казалось бы, должно быть наоборот — книга, произведшая на нас впечатление, да еще читанная не однажды, должна была бы запомниться во всех подробностях. Нет, этого не происходит. Разумеется, мы знаем, о чем в основном идет в этой книге речь, по как раз подробности для нас неожиданны, новы — не только подробности, но и целые куски общей конструкции. Безусловно, так: замечательную книгу мы читаем каждый раз как бы заново... И в этом удивительная судьба авторов замечательных книг: они не ушли, не умерли, они сидят за своими письменными столами или стоят за конторками, они вне времени. 

Юрий ОЛЕША. Книга ПРОЩАНИЯ. Родился в Елисаветграде в канун ХХ-го века.

ЗОЛОТАЯ полка А.В Чуднова

КНИГА - это ГЛАВНАЯ СИЛА, что из неповторимых Я создает ЧЕЛОВЕЧЕСТВО!

http://avchudnov.ucoz.net/load/

Юрий Олеша. «Апрель». 

Сегодня воздух чист и светел,

И пахнет морем… А вдали,

Над городом, как будто ветер,

По небу гонит корабли…

И улицы сегодня громки

От слов, трамваев и карет,

И в быстром взгляде незнакомки

Встречаешь ласковый привет.

А вечером, когда так ярки

В зеленом небе фонари,

Все золотится в голом парке

От угасающей зари…

Машинопись. 1916. РГАЛИ. Ф.358. Оп.2. Ед.хр.389. Л.3.

Юрий Олеша о рождении и смерти.

- Обратил внимание на размышления нашего земляка - Юрия Олеши в его светлой книге "Ни дня без строчки":

"Иногда приходит в голову мысль, что, возможно, страх смерти есть не что иное, как воспоминание о страхе рождения. В самом деле было мгновение, когда я, раздирая в крике рот, отделился от какого-то пласта и всунулся в неведомую мне среду, выпал на чью-то ладонь... Разве это не было страшно? Я, естественно, не помню, как я родился, момента рождения. Было бы вообще глупо даже подступать к этому вопросу, если бы не наше, не покидающее нас удивление по поводу того, что мы не помним этого момента и наше желание хотя бы немного - в памяти нашей приблизиться к нему. В самом деле, что именно первое воспоминание? Вероятно, то, что мы принимаем за первое воспоминание, уже далеко не первое. Первые воспоминания остались в памяти, может быть, в виде тех кошмаров, которые посещают нас иногда среди глубокого ночного сна, когда мы просыпаемся в ужасе и ничего не можем вспомнить из того, что происходило с нами, хотя сердце так сильно и так быстро бьется, что, очевидно, ужасное происходило с нами еще в этой секунде, в которой мы успели проснуться. Не может быть, чтобы эти первые восприятия мира не были нестрашными. Первые моменты самостоятельного дыхания, первые ощущения собственного веса, первые зрительные, слуховые и осязательные ощущения... Мозг мой уже работал, работали, очевидно, и органы памяти, и не может быть, что бы в памяти об этих первых моментах ничего не осталось; очевидно, осталось в очень шатком виде, в виде осколков, не имеющих формы, не являющихся картинами, а некими... я даже не могу определить... некими продолжающимися в глубине сознания воплями".