Главы из книги 
"МОЯ ЖИЗНЬ. Роман-воспоминания". 
- Одесса, 2000. (На правах рукописи).

Текст  предоставил 
Владимир Волохов.
Редакция и правка Александра Чуднова

Быть врачом не так просто, 
как кажется, когда ещё не поступил 
в медицинский институт.

***

Сегодня 26 июля 2000 года. Позавчера я проводила Алиночку моего вдохновителя в описании моих воспоминаний. Мне уже и не хочется порой писать, но она девушка волевая и сказала, что писать нужно, ей очень нравиться мой слог и очень интересно. И самое главное ей хочется дождаться главы о моей врачебной деятельности. Вот я и решила пропустить годы учебы и начать, пока есть вдохновение, писать о моей работе врачом.
Алина была у нас в Одессе всего 7 дней и поехала в Киев на конференцию по ивриту на 20 дней в Пущу Водицу. С погодой нам не повезло - было прохладно, но все же четыре дня мы были на пляже. Она регулярно занимается на ковре «вытяжением» по 1,5 часа. Такое упорство! И очень ограничена в питании. Её основные продукты - каши, ржаной хлеб, сухари, арбузы и 1 яичко в неделю.
Боится набрать вес. Но сейчас она стройная и очень красивая.
Я сшила ей модное платье, которое ей очень идет.
Мы с мужем были очень рады её приезду. А меня она «вдохновила» делать вытяжение на полу, а это мне очень нужно, так как суставы мои очень болят.
Один день мы с ней провели на даче у моего сына, один день бродили в центре Одессы по Дерибасовской, были в магазинах, мерила она платье в итальянском магазине. Но то, что я ей сшила подошло лучше - цвет голубой, а то итальянское розовое и она сказала, что в нем она как чистенький поросенок.
Один день она сама ходила по Одессе, по местам, где жил её дедушка Самуил Александрович, была в педагогическом институте на ул. Пастера, где он учился. 

Алина москвичка с рождения, живёт она в Москве. Мама её Лиза - сестра Саши, мужа моей дочери Юли. Лиза жила с родителями и братом в Кировограде, окончила Днепропетровский университет, факультет иностранных языков. Сейчас живут в Москве, работает переводчиком. Папа Алины работает в институте, доктор наук, академик РАО.
Алина окончила 3-ий курс факультета социологии Московской Высшей школы экономики. Языки учила с детства. Знает 4 языка, упорства удивительного!
А к какой профессии себя готовит, неизвестно. Но я ей нынче сказала, что с таким упорством она будет бизнесменом.
Дай боже, чтоб ей попался стоящий спутник в жизни!
Начала писать об Алине на даче у Алёши. Такой чудесный день, воздух деревенский, не очень жарко, но солнышко припекает.
Уже поспели помидоры, огурцы. Много было абрикос, вишни, сейчас - очень вкусные сливы. В сентябре будет много винограда.
Такой чудесный двухэтажный дом, просторный, семь комнат, кухня и большая веранда, на которой стоит овальный белый пластмассовый стол и такие же кресла. Везде очень удобно. Комнаты светлые, просторные. В центральной комнате внутренняя лестница на II этаж по западному типу, огромное окно.
Я очень люблю этот дом. Это дом моего сына. Уже 12 лет он его стоит и достраивает не имея больших денег и по частям. Многое сделано своими руками и полы и встроенная мебель кухни с прекрасным столом и мягкими диванчиками, и прекрасная веранда с колоннами.
Вот здесь, в этой прекрасной даче я начинаю свою III часть книги о своей трудовой врачебной деятельности.
Лежала на кушетке в саду и глядя на большое количество свисающих, ещё не дозрелых гроздьев винограда обдумывала, с чего же начать повествование?

Омск

Как-то рано утром - стук в окошко. Приехал Павел. Наконец-то начинаем мы совместную жизнь. С чего начать?

Мне - работать, а ему нужно где-то устроиться, сдать гос. экзамены за пед. училище. Все его труды учебы в Стретенске пригодились и желание его быть учителем было очень определенно. В Омском пед. училище было организована подготовительная группа - он туда попал - и через месяц гос. экзамены.
И наконец-то получен долгожданный диплом пед. училища. Эго было большое счастье. Хоть небольшое, но специальное образование, о котором он мечтал. Павел с детства хотел быть учителем и никем больше.
Обратился в гороно. Мест учителю со средним образованием нигде нет. Загоревали мы. Ходил, ходил и, наконец, направили его на какой-то военный завод секретарем комсомольской организации. Но там в отделе кадров сказали, что его принять не могут, т.к. он был на оккупированной территории во время войны. Помню его негодование: был в 16-17 лет в Ингуло-Каменке, затем молодежь повезли в Германию. Павел сбежал из эшелона в Николаеве, вернулся к родителям и они его скрывали в яме, на горище, затем у родственников, пока не пришла наша армия, и он сразу же ушёл с ними - его направили на восток и отслужил он в армии 7,5 лет, участвовал в военных действиях в войне с Японией. Как он возмущался, что его не взяли на этот завод. Я еле его успокоила.
Затем нашлось место в общежитии какого-то завода, воспитателем. Зарплата мизерная, но все же работа, хоть совсем неинтересная. Рабочие часы до 11 ночи. Дорога до дома была по территории кладбища. А я вечером ждала его и очень всегда боялась - как бы чего не случилось, ходил он всегда пешком. Но это были лучшие месяцы нашей жизни.
Нам очень повезло с квартирой. Нас выручил папин друг Скрипов Иван Васильевич. Он жил один в 2-х комнатной квартире, жена его умерла месяца три назад и он нас пригласил в большую комнату, а сам жил в маленькой.
Все было нам предоставлено: и вилки, и ложки, и вся посуда - словом, были на всем готовом. Плита была в комнате. Папа всё для нас организовал, заготовил для нас дров, завёз картошки в погреб на зиму, привезли нам кровать, диван. У Павла была только шинель, гимнастерка, солдатские брюки и сапоги. На те деньги, что ему выдали в Чите - 400 рублей, мы ему купили темно-синий костюм.
Это был первый костюм в его жизни, а ему было уже 25 лет! Мама сшила рубашку, Соня со своей зарплаты купила зятю туфли.
Какой красивый он был в этом костюме!
Я устроилась работать участковым терапевтом в центральную поликлинику. Тянулась на 1,5 ставки, лишь бы заработать на жизнь. Участок мой был далеко на северных улицах. Дождь, слякоть, мороз. Ехала туда трамваем. Машины для участковых врачей не было. Зимой ходила в валенках. Запомнился один случай.
Захожу в дом зимой, открываю дверь, очки после 43° мороза в избе сразу запотели и я ногой попала в ведро с водой - хозяйка пол мыла и в валенки вода попала.
Пришлось посидеть, чтоб хоть как-нибудь просушить валенки.
Ежедневные трудовые будни участкового врача: утром приём терапевтических больных, во второй половине дня - вызовы на дом, это до темноты хожу по участку, а вечером только радость, что пришла, наконец, домой и скоро придет Павел с работы.
На дому много тяжелых больных, часто умирающих. Врач - это человек, который только слышит жалобы и должен уметь помочь, а не всегда можно помочь, приходиться человека утешать и только утешать и находить слова для утешения. После трудового дня к вечеру остаётся тяжёлый осадок в душе. Я всегда задумывалась - какая разница в профессиях врач и артист, да и много других профессий - они жалоб не слышат и не видят тяжёлых страданий, не знают, что такое человеческое соболезнование, причём ежедневное.
Мой сын где-то в 10 классе заявил: «Я врачом не хочу быть, я не хочу видеть как больные умирают». И на все мои объяснения, что, мол, какая радость у врача, когда больные с помощью его выздоравливают, он снова повторял, что он наслушался от меня всяких случаев о тяжелых больных - и врачом быть не желает. Я его уговаривала быть санитарным врачом - он было согласился, но у него рисовать искусство превысило всё - он поступил в строительный институт на архитектурный факультет.
Ну, я немного отклонилась от нашего первого периода жизни. Только в воскресение мы были вместе, ходили к родителям и никуда больше: нам некогда было пойти - сплошной труд, чтобы что-то заработать.
Так прошло полгода.
Как-то зимой в ноябре, после своего рабочего дня, я прихожу домой промерзлая и усталая, и вижу такую картину: Павел сидит на диване, в руках у него письмо от его мамы: «отец в тяжелом состоянии уже месяца два - кровоизлияние в мозг — лежит, не поднимаясь, соседи помогают его перевернуть». Пишет, «что не писала об этом, думала как-то сама буду ухаживать, но хорошо бы ты помог». 
Я это прочла, а Павел говорит: 
«Я еду на Украину».
-Ая?
- Думай.
На завтра было воскресение, с утра пошли к моим родителям: «Как быть?». Я было согласилась, что поедет он, а я останусь работать — деньги- то нужно зарабатывать.
Но мой папа рассудил иначе:
«Где иголка, там и нитка. Нужно ехать вместе, тем более ты, Аза, беременная. Видимо, судьба ваша, жить на Украине».
Мама и Соня думали так же. Собрались дней за десять. Вещей было два чемодана и корзина.
Корзинка была особенная, она закрывалась, как коробка и была из каких-то прутьев, покрытых лаком, размером с большой чемодан. Эту корзинку отдала маме соседка по квартире в Тобольске, когда я родилась. У этой соседки на квартире во время ссылки жил Троцкий - и у него эта корзинка была для грязного белья. В нашей семье эта корзинка так и называлась «корзинка Троцкого». Её при переезде перевязывали ремнями и она была, как легкий вместительный чемодан.
Почему я о ней так подробно пишу? Она служила нам колыбелью для нашего сына месяца 4-5 после его рождения, пока не приобрели коляску. А в последствии всегда смеялись с сыном, что он рос в «корзинке Троцкого».
С переездом, конечно же, помогли родители и Соня. Соня уже работала. Купили нам билеты и дали ещё денег на первое время пребывания наше на Украине.
Вот вспоминаю я свои мысли так быстро решить поехать, покинуть свою Родину, Сибирь, своих родителей опять покинуть - и всё же всё перевешивал муж и ещё ребенок, который ещё не родился - остаться одинокой мне не хотелось.
Ехали мы поездом в течении трех суток с пересадкой в Харькове. Ехали в Кировоград. Родители Павлика жили в Ингуло-Каменке Новгородского района Кировоградской области. Это 35 км. от Кировограда.
Ехали на родину Павла, не задумываясь, где будем работать, где будем жить. Всю дорогу обдумывали, что в селе, где живут родители, нужен только один врач, а он у них есть. Где же мне работать?
Подъезжая к Харькову, Павел сказал, что в Кировограде живёт родной брат отца и его тоже зовут Иваном. В семье было два Івана. Рассказал, что живут они вдвоём с женой и, что когда в войну Павла увозили в Германию и он в Николаеве сбежал из эшелона и пришёл пешим в Кировоград, то дядя Ваня его не пустил даже переночевать - он очень боялся немцев, сказав, что, мол, мой сын Алеша добровольно поехал в Германию, а ты сбежал, а за укрывательство дезертиров - расстрел.
Мы долго думали в вагоне, подъезжая к Харькову - сообщить ему о нашем приезде или нет.
Времена меняются — может быть сейчас-то он пустит нас переночевать? Адрес его у Павла был. Решили дать телеграмму.
Целый день мы провели в Харькове. Гуляли по улицам, были в церкви. Она поразила нас своей архитектурой - огромная, в центре города. Против Омска и его холода и снега - здесь было тепло, солнечный день - это уже была Украина.
Не думала я тогда, что в этом городе через много лет, будет учиться моя дочь в художественном училище и я с ней буду жить на квартире возле этой церкви.

Кировоград

Переночевали в вагоне и рано утром прибыли в Кировоград, прибыли в город, где прожили ровно пятьдесят лет.

Велико было наше удивление, когда мы увидели дядю Ваню. Он нас узнал и с улыбкой шёл нам навстречу же за вокзалом возле забора, который отделяет вокзал от территории завода «Красная звезда». Забор этот до сих пор стоит такой, какой был 50 лет назад, хотя вокзал из небольшого домика превратился в прекрасное здание.
Дома у дяди Вани нам была приготовлена встреча: был накрыт стол и даже стояла чекушка водки. Дядя Ваня и тетя Уля нам понравились. Долго сидели за столом и обдумывали, как нам устроиться.
Первым долгом дядя Ваня сказал, что в «Ингуло-Каменке есть врач - Кукленкова (Кукленчиха - она не собирается оттуда уезжать и Азе нечего там делать). Нужно устраиваться в Кировограде. Можете жить у нас, потом найдёте квартиру. А Павел будет ездить к родителям каждую неделю и поможет чем может».
Так мы и решили.
На второй день с утра мы уже искали работу. Пошли по ул. Калинина, нам уже подсказали, где школа-интернат, сказали, что там нуждаются в воспитателях.
Зашли в учительскую и первый вопрос был: «Кто из вас учитель?». Узнав, что Павел - сразу же его потащили к директору, очень большая нужда у них была в воспитателях-мужчинах.

Его сразу же оформили на работу воспитателем к умственно- отсталым детям, где он проработал почти пять лет - пока учился в институте.
В этот же день мы вместе с Павликом пошли в больницу № 1 - самую крупную в Кировограде. Главный врач, узнав, что я хочу работать уч. терапевтом с радостью согласился меня принять на работу, но необходимо было направление из Облздравотдела.
На завтра я уже сама пошла в облздравотдел, а Павел пошёл к родителям пешком в Ингуло-Каменку, транспорта туда никакого не было.
Заведующий облздравотделом Ведута, осмотрев внимательно мою трудовую книжку, где написано, что в течении 3-х лет я работала главным врачом больницы и окулистом, предложил мне должность гл. врача трахоматозного детского дома.
Ведута мне рассказал, что они уволили гл. врача с выговором за развал работы. Детей в трахоматозном детском доме пятьдесят человек, это дети из детских домов Кировоградской области, заболевшие трахомой. Там сейчас очень трудное положение: зима, дети замерзают, т.к. все колосники из печей воспитанники вытащили и сдали в металлолом на папиросы и всякое другое хулиганство.
Руководит работой гл. врач, но есть там завуч, который руководит школой, есть учителя, мед. сестры, работает там как консультант гл. окулист области - но нет порядка.
В заключение Ведута сказал: «Согласитесь возглавить это учреждение и навести там порядок - у вас три года работы руководителем».
Я испугалась такой работы и категорически отказалась, он меня направил домой подумать. Долго я вечером думала. Как же так? По описанию безобразий в этом детском доме - это же детский дом, который описывает Макаренко в «Педагогическое поэме».
Но причем же здесь главный врач, которого увольняют с выговором? Там же все дело в дисциплине воспитанников, а не в лечебной работе. Увольнять нужно завуча, но не гл. врача. Как же с таким завучем можно работать?
Нет! Я ничего там не смогу сделать!
На завтра я пришла к Ведуте и отказалась наотрез. Тогда он мне заявляет:
- Никакой другой работы Вы не получите ни в Кировограде, ни в Кировоградской области. Можете уезжать обратно в Омск.
Посидела я, посмотрела на него - и решила, что он по натуре упорный и он действительно оставит меня без работы, а куда же мне деться?
Подумала и согласилась. На завтра с приказом на руках я пошла в трахоматозный детский дом, где работала почти два года.
Очень хорошо по такому поводу сказал Л.Н. Толстой:
«Мы думаем, как нас выбросило из привычной дорожки - всё пропало, а тут только начинается новое, хорошее. Пока есть жизнь, есть счастье. Впереди много, много».
Почему здесь я привожу эту выдержку, сказанную Пьером Безуховым — потому, что действительно через такую, казалось бы, неблагодарную работу, я зарекомендовала себя в Кировограде с хорошей стороны, как говориться «вышла в люди».
Мне удалось наладить работу в детском доме.

Трахоматозный детский дом 

Первый мой рабочий день, с чего начать? Конечно же, с того безобразия, о чём мне говорил Ведута. Знакомлюсь с завучем: Шутенко Виктор Николаевич, сразу определяю его характер - он славный человек, но слабовольный. К детям особый нужен подход, необходимо иметь особую способность ими руководить, а это не каждому дано. Вот у Макаренко в «Педагогической поэме» отображено это умение, после знакомства с Виктором Николаевичем первое, что пришло мне в голову — это заменить завуча. Но как это сделать? Но кто-то сумел мне сказать, что Виктор Николаевич — зять какого-то влиятельного человека в обкоме партии. Ну что же, придётся идти каким-то другим путем. Дома мне Павел сказал: «Увольнять — это последнее дело, разберись сама, в чём дело, и коллектив тебе поможет. В каждом коллективе есть умные люди — найди их». На второй день работы собрали общее собрание. Я хотела выслушать всех. Тут я поняла, что в коллективе нет дружбы: все беды валят друг на друга. После собрания в моём кабинете осталась старшая медсестра Людмила Николаевна Ильчевич, красивая, полная, спокойная. Ей лет 27-28. Мы с ней долго говорили, она, как и я, была беременная, но беременность у неё была сроком больше, чем моя, на 2 месяца. Это как-то нас сблизило. Она мне очень понравилась, советы её очень умные, она многое мне пояснила о всех сотрудниках, и всё время моей работы в детдоме мы были с ней друзьями.    
Трахома - заразное заболевание, возбудителем которого является хламидия. Размножается она в клетках эпителия коньюнктивы глаза и роговой оболочки глаза, с исходом в рубцевание хряща век. Может дать полную слепоту. Распространяется через одежду, предметы гигиены , гной, слизь, слёзы. На слизистой век -  фолликулы, которые могут самопроизвольно вскрываться и дать рубец, сморщивание век.
Лечение трахомы - экспрессия (вскрытие этих фолликул) и затем применение лекарственных веществ; мази, капли. В основном, это были сульфамидные препараты. Лечение помогало слабо; вроде бы лучше стало, а через неделю опять появлялись фолликулы.
Мы, два врача, я и Корж Абрам Борисович, производили экспрессию специальными инструментами, щипчиками. Выворачивали веко, затем капли, мази в течение дня. Капают медсёстры.
В трахоматозный детский дом направляли детей, заболевших трахомой в детских домах Кировоградской области. Когда я начала работать, детей было человек 50, их возраст - с 7 до 15 лет, а один был даже пятилетний. Особо хулиганистые дети - 13-15 лет, один их них, Олег, ему было лет 15, рослый, коренастый парень, был предводителем.
«Бригада» его — человек пять — они не признавали воспитателей. Ну и ситуация в детском доме особая. «Сиди дома», как в больнице, так как болезнь заразная: в кино водить детей нельзя, гулять -    только с воспитателем, в одиночку гулять запрещается. Днём занятия в школе. Свободное время — только в стенах детского дома. Конечно, дети разбегались, мальчики курили - на курево денег нужно - сдали всё железное, что можно найти. Были сданы колосники из печей. Когда я пришла работать в детский дом, половина печей не топилась. Это было в декабре месяце - везде было холодно. Продавали даже наволочки от подушек, на папиросы. Завели свору собак во дворе, кормили их, «освоили» подвальное помещение для собак и для себя.
Что делать? Корж Абрам Борисович, главный окулист области, в детском доме работал по совместительству, на полставки. Он же был заведующим глазным отделением первой городской больницы. Уговорили его взять самых отчаянных ребят к нему в отделение. Назавтра человек 7 мальчиков увезли в больницу.
Первое, что нужно сделать, - поставить колосники в печки 1) [ 1) Чугунная решётка в печи. ], чтобы было тепло. Говорю бухгалтеру: «Дай денег на колосники». А он их не имеет. Прошу: «Сними их с другой сметы». А он мне говорит: «Я сниму, подпишите приказ сами. Если придёт ревизия - с Вашей зарплаты вычтут». Я по Могочинской истории знала - как платить со своей зарплаты. В ту пору я была беременная, и часто плакала, когда у меня что-то не получалось. Пошла по инстанциям, дошла до Ведуты, который меня в детский дом силой направил, разревелась в его кабинете. Вызвал он бухгалтера. Дали из средств облздравотдела нам денег на колосники и стекло, застеклить разбитые окна. За два дня всё сделали. Вот только тогда я пришла в себя. Успокоилась, что печи уже топятся, и стекла в окнах есть, и стала вникать в остальные дела. Позвонила Ведуте — поблагодарила его за помощь, пожалуй, больше к нему я не ходила, уже знала другие инстанции, куда необходимо было обращаться.
Здание детского дома было расположено в центре города Кировограда, на углу улицы Шевченко и Декабристов. Очень ветхое (его снесли где-то в 2005 году, и там теперь прекрасное многоэтажное здание банка). Небольшой двор с конюшней: две лошади, на которых подвозили продукты. Детей 50-60, сотрудников 26, из них 2 врача, 5 человек учителей, 4 медицинских сестёр, воспитатели, конюх, кладовщик, повар, бухгалтер, санитарки.

Когда мы ехали на Украину, всё задумывалась, что нужно язык украинский изучить. С первого дня жизни на Украине я убедилась, что почти все говорят на русском языке, - и я забыла, что хотела изучить язык. Первое знакомство с украинским языком мне «преподал» Саша, наш самый маленький пациент. Ему было лет 5. Заходит как-то ко мне в кабинет и говорит:
- Тетя, дайте мне оливец!
- Что?
- Оливец.
- Сашенька, я не знаю, что это такое.
- Оливец!
 - Ну, посмотри на моём столе, может быть, найдёшь.
Он подошёл к столу, взял карандаш. Это было первое слово, которое я выучила на украинском языке. Павел знал украинский язык в совершенстве. В школе он преподавал русский язык и иногда украинский. А я прожила на Украине шестьдесят лет, но говорить и писать не научилась. Разговорную речь понимаю, книги и газеты читаю, но всё же много слов нужно изучить.
Уже недели через три моей работы в трахоматозном детском доме Павел подал мне дельное предложение - детей нужно занять кружковой работой: драмкружок, хор, танцы, рисование, лепка. Собрали учителей и воспитателей и обсудили этот вопрос. Драмкружок быстро заработал, руководил им один из учителей. Павел передал пьесу, которую он сам написал, когда был в армии. «Артистов» (желающих) хоть отбавляй!
Через неделю уже была постановка. Зрителей - полный «зал». Но для хора и танцев нужна музыка. В это время одна воспитательница уволилась, и мы на её место приняли музыканта, и он стал руководить хором и танцами. Веселее стало жить. Отмечали все праздники с «вкусным столом».
Наступило лето. Облздравотдел выделил нам  денег на ремонт здания. Завхоз договорился со строительной организацией, составили смету с учетом выделенных денег. В августе месяце договорились с директором школы в селе, недалеко от города. Перевезли вещи. Детей уже было человек 30. Дети очень были рады, что поживут в деревне. Повар, продукты - это дело завхоза. Я там ежедневно не была. Приехали мы с Абрамом Борисовичем в лечебный день в село, в школу, и - О ужас! — меня жители села уже ждут у ворот. Знали, что главный врач приедет. Человек 20.
- Убирайте своих детей - иначе мы заявим в милицию!
Наши хулиганы посещали их огороды. Что делать? А ремонт за месяц ещё не окончат. Конечно, в огородах были не все. Выяснили, кто был, посадили их в машину человек пять, и увезли опять к Абраму Борисовичу, в глазное отделение больницы. Воспитателям строго наказали, что за каждый случай похода в огород отвечать будет воспитатель, вплоть до выговора. Жителям села я пообещала разобраться и в милицию пока не заявлять. Сама стала туда чаще ездить.
Ремонт идет. Руководит ремонтом завхоз. Что за неделю сделано - всё перечисляется в акте. Акт завхоз приносит мне, я подписываю - после подписи завхоза. И строителям бухгалтер оплачивает деньги частями. Деньги кончились, а ремонт ещё на половине. Как это произошло? Всё же было спланировано! Я в ужасе! Уселись с прорабом и завхозом разобраться. Они мне доказывают, что всё правильно. А я мало понимаю.
- Почему так много денег ушло за крышу?
- Мы её в два слоя крыли.
- А по плану в один слой.
- В один слой она протекать будет!
Ну, что делать? Не полезу же я на крышу, что я пойму? Подсказали мне умные люди, что нужно найти инженера-строителя, но не из их организации. Он всё проверит. Нашли. Это был очень хороший человек, уже на пенсии, фамилия его Свинтицкий. Всё проверил, до мелочей - и на многое цена была завышена. Крыша была покрыта в один слой.
Мошенники!
Денег хватило на весь ремонт, и даже на оплату Свинтицкому. Всё думала, что наш завхоз тоже участвовал в этой «афёре». Как докажешь?
К первому сентября ремонт был окончен, и жулики-строители убрались с нашей территории.
В ту пору жили мы с Павликом у родственников, тети Ули, и брата Павлика отца, дяди Вани. У них была двухкомнатная государственная квартира. Одна комната проходная, где спали мы, другая, очень маленькая, - для них. В достройке кухня. Двор на несколько домов. Во дворе был огород. Тетя Уля выращивала овощи и зелень и продавала на базаре. Пенсии их с дядей Ваней были очень маленькие. Это был 1951 год. Павел каждую субботу уходил пешком к родителям в Ингуло-Каменку. Это 35 километров от Кировограда. Отец был очень болен — кровоизлияние в мозг. Работал Павел воспитателем в школе для умственно-отсталых детей. И вот ушёл он утром в субботу, а вечером где-то в 11 часов, у меня начались схватки. А роды по подсчёту врачей должны быть дней через 20. Тетя Уля проводила меня в роддом. А в шесть часов утра родился наш сыночек, Алёшенька. Всю ночь я мучалась от сильных болей. Подходила ко мне медсестра, давала таблетки. Я думала, что это были какие-то особенные таблетки, а это был анальгин! Павел увидел сыночка только в понедельник, 8-го мая.
На период декретного отпуска мы уехали в село к матери. Родительская хата в Ингуло-Каменке под соломенной крышей. Одна комната: русская печь, скрыня (сундук) высокая, две длинных лавки, стол и кровать. Сдвинули лавки, положили доски, тюфяк - это мы с Павликом спали. Алёшенька в «корзине Троцкого», возле нас. Мама спала на печи, отец на кровати. В период войны в селе стояли войска немцев и румын. При немцах вещи в домах уцелели, а когда зашли румыны, они у многих «почистили» дома, и у родителей тоже ничего не осталось из вещей, кроме двух лавок, стола и кровати. У отца было кровоизлияние в мозг. В ту пору, когда мы приехали, он начал с трудом передвигаться с палочкой по комнате, волочил правую ногу. Уже года два он был слепой на оба глаза. Катаракта. В 1953 году отец немного лучше стал передвигаться, и мы его довезли до больницы, в глазное отделение. Спасибо Абраму Борисовичу, что в таком состоянии он согласился его оперировать на один глаз! Зрение вернулось. Помню, как сняли повязку, и он увидел меня: «Я узнал, это Аза». Но после операции в больнице он заболел дезинтерией, долго лежал в инфекционном отделении.
С няньками нам не везло. Уже вторую девушку привозили из Ингуло-Каменки - не доверяла я им, - а работу же не бросишь, как жить? И свекровь приехать не может. Отец хоть уже видит, но с трудом передвигается.
Помог нам случай: иду на работу по улице, подходит ко мне женщина и спрашивает, не знаю ли я, кому нужна нянька. Вот, думаю, чудо! Ей было лет 50, низенького роста, приятной внешности. Рассказала мне, что сейчас она живёт у одних, няньчит ребенка, но ей у них не нравится: «Прячут от меня всё: и продукты, и вещи, думают, что я воровка». Я подумала: «А что у нас можно украсть? Прятать нечего». Сразу договорились. К обеду она принесла к нам свои вещи, их было очень много. Она продала дом в селе, где жила много лет. Была у ней дочь, которую во время войны 17-летнюю увезли в Германию. После войны она вернулась. Заболела. Рак. Умерла. Во второй половине дня мы с Павликом должны были идти на работу. Осталась она одна с сыночком. Идём и смеемся: «Повезло нам с нянькой, попался солидный человек, да ещё столько вещей у неё. Если захочет уйти — пока их перетащит, а мы с работы придём!» Приходим домой — у нас порядок в доме. Тетя Таня прожила у нас года три. И стала как свой, родной человек. Алёшеньку полюбила, как своего внука. Когда умер отец Павлика, продали дом в Ингуло-Каменке, мать переехала к нам. Тетя Таня сняла квартиру возле нас, и я её устроила работать санитаркой в нашу больницу. Последние годы она дважды выходила замуж. После смерти первого мужа имела хороший дом. Алёша всегда её посещал. Спасибо ей, помогла нам вырастить сына! Умерла она в шестидесятилетнем возрасте от рака почек.
Вернусь к нашему пребыванию в Ингуло-Каменке. Погода была отличная, во дворе, недалеко от дверей дома, росла абрикоса. В ту пору было много крупных, желтых плодов. Впервые в жизни я видела, как растет абрикоса, и впервые я могла их есть, «сколько хочу». Невольно вспомнила свои мысли, которые мне пришли на уроке географии в Фоках, в пятом классе, когда учительница рассказывала, что есть такая страна, Украина, там фруктовые деревья даже на улицах растут. Я очень хотела жить в такой стране.
Хорошо нам там жилось, но нужно нам было искать квартиру на период декретного отпуска. Дяде Ване с нами было плохо: ночами наш Алёшенька много плакал и спать ему мешал. Дней через 15 мы уехали. Быстро нашли квартиру, далеко от детского дома. На Новониколаевке, рядом с летным училищем. Флигель в саду, без основного дома. Комната, кухня, коридор. Есть мебель. Фруктовый сад, воздух прекрасный. Условия такие: нужно заплатить за полгода вперёд. Не помню, это сколько, но нам это было не под силу. Мама с папой нам прислали немного, и тётя Уля с дядей Ваней дали взаймы — лишь бы мы от них ушли! Прожили мы там один месяц. Были очень счастливы. Но тут случилась история с квартирой. Явилась хозяйка с каким-то мужчиной.
- Ко мне приехал брат, освободите квартиру!
Что делать?
- Дайте нам срок и верните деньги.
- Срок одна неделя. Уедете — тогда верну
деньги.
Через неделю мы квартиру не нашли. Пришел «брат» и сказал, что завтра придет и выбросит наши вещи вместе с ребенком на улицу.
Я никогда не видела, чтоб так рассердился Павел. Он крикнул, что это все подстроено с братом, что вы — аферисты, и хотел его ударить. Я схватила его за руку, стала уговаривать и говорю:
- Мы в милицию обратимся, отдайте вначале нам деньги, а потом мы уедем. 
«Брат» заявил:
- Попробуйте обратиться в милицию, я вам такое устрою, что за всю вашу жизнь не отмоетесь!
И ушёл. Потом нам уже соседи сказали, что мы - не первые и не последние, и что этот дом у неё существует вот для такой аферы и что в милиции у неё рука: «Лучше расстаньтесь с нею!» Через пару дней мы переехали, случайно тётя Уля нашла нам квартиру, где мы прожили почти три года. Деньги за квартиру нам аферистка дала за месяц, а за три оставшихся месяца мы так ничего и не получили. Она куда-то уехала.
С завучем Виктором Николаевичем мы постепенно сработались, а с Людмилой Николаевной, старшей медсестрой, у нас была дружба. Она родила двойню: обе девочки, часто они к нам приходили, и мы к ним. И смеялись, что у нашего сына две невесты. Но после закрытия детского дома они уехали жить в город Желтые Воды. Через некоторое время после ремонта, когда уже начались занятия в школе, меня пригласили в облздравотдел, в лечпрофсектор, и вручили инструкцию по лечению трахомы синтомициновой эмульсией. С неописуемой радостью я шла в детский дом. Были занятия в лечебном классе, я прервала занятия и сообщила всем детям и сотрудникам эту новость. Дети очень обрадовались и кричали даже «Ура!»
Началось новое лечение: экспрессия фолликул и смазывание синтомициновой эмульсией слизистую оболочку век. Недели через две слизистая конъюнктива становилась гладкой и блестящей, наступало выздоровление. Мы поражались результатами лечения. Дети уезжали в свои детские дома, а к нам поступали новые больные. Но за два-три месяца осталось человек 15, которых перевели в глазное отделение больницы. Согласовала с облздравотделом, и детский дом был закрыт.
Трахома была побеждена!
Спасибо науке, спасибо тем ученым, кто предложил для лечения синтомицин.
В приказе о закрытии детского дома было указано, что все имущество сдать школе глухонемых. Ко мне в кабинет приходит секретарь парторга. Кладовщик передал кому-то 15 новых детских пальто и заменил их на старые, чтоб их отдать в школу глухонемых. Воспитателям сказал, что это согласовано с Вами.
Господи! Ещё этого мне не хватало! Я ей ответила, что со мной это не согласовано, и тут же пошла в кладовую. Прошу кладовщика объяснить. Он все отрицает, что этого не было. Я прошу: «Покажите пальто!» Показывает ношеные пальто.
- Где новые?
- Я их отдал детям, которые уехали. Вызвали воспитателей, которые сопровождали детей. Все говорят, что новые пальто они не видели. Я ему заявила, что сообщу в милицию. Приходит он вечером ко мне в кабинет.
- Аза Борисовна, не сообщайте в милицию, прошу Вас очень! У меня жена беременная, а меня могут посадить.
Вот так на любом деле люди наживаются! Создали мы комиссию из трех человек, и мы проверили все остальные вещи, что он должен был передать в школу глухонемых. Все новых 15 пальто он принёс.
Все эти дни передачи детского дома я думала: «Куда же я пойду работать». Только не главным врачом. Хватит мне с барахлом заниматься. Для чего я училась?
Хочу быть окулистом! Иду в горздравотдел. Заведующая горздравотделом Лементарёва Лариса Леонтьевна сказала: «Мы о Вас уже подумали. Вы показали себя хорошим организатором. Мы предлагаем Вам должность в горздравотделе заведовать лечпрофсектором, моим заместителем, а по совместительству — врачом, каким Вы хотите, окулистом или терапевтом в любой больнице, какой Вам будет удобно». Дома посоветовались с Павликом. Решили, что, пожалуй, это будет неплохо. Согласилась. Велели подождать, чтоб меня на эту должность утвердил горком партии. Меня не утвердили, так как я — не член партии.
Вышла я из кабинета Лементарёвой, села на стул и думаю: «Вот и хорошо! Наконец-то я буду просто врачом».
Вдруг рядом со мной садится толстенький мужчина и представился:
- Я - главный врач третьей горбольницы, мы ее открываем, и мне нужен мой заместитель по поликлинике. Я говорил с Лементарёвой, она мне Вас рекомендовала. Соглашайтесь.    Я согласилась, не задумываясь. Вот так я попала в третью больницу заместителем главного врача по поликлинике, где проработала 18 лет.